Сверху вниз в молчаливой тоске взирают окна офисного здания. Подбираю увесистый обломок кирпича и, размахнувшись, запускаю в самое ближнее — стекла звенят, разбиваются вдребезги и искрами оседают на поросшем мхом асфальте возле моих убитых вэнсов.

Я всем сердцем желаю, чтобы из-за ржавых ворот выскочил злобный сторож и вломил мне по зубам, или сработала сигнализация, и приехавший наряд меня повязал, но мертвая тишина воцаряется вновь, и ровным счетом ничего не происходит.

На это заброшенное строение всем давно пофиг. Так же, как и на меня.

Невидимый поводок все сильнее впивается в шею. Пора завязывать с бессмысленными мечтами.

***

В теплом салоне такси я вдруг понимаю, где видел этот ледяной взгляд.

...Пьяный вечер, раздолбанная «Газель» Фимы, эйфория, хохот, реки пива...

Это та самая москвичка, приезда которой с энтузиазмом ждала Дина.

Враждебность Эрики основана не на слухах — она тоже винит меня в нелепой гибели Кнопки. И шансов на то, что когда-нибудь я восстановлю в ее глазах свое честное имя — даже не ноль, а все минус двадцать.

Здоровая злость сменяется усталостью. Расплачиваюсь с бомбилой наличкой, хлопаю передней дверцей и пролезаю под опущенным шлагбаумом. Миную спящую парковку и сияющий холл, выхожу из лифта и, с трудом нашарив в кармане ключи, заваливаюсь в квартиру Энджи.

Почти два часа, я стараюсь не создавать шума, но в спальне включается тусклый светильник. Анжела выплывает из полумрака — в крошечном махровом халате и с бокалом вина. Теплая, понятная, податливая и неизбежная, как смертельная болезнь...

— Зализываешь душевные раны? — киваю на выпивку, и жесткая рука Анжелы обвивает тело, как змея.

— Я тебя не ждала, — хрипит Энджи и усмехается: — Хотя нет, ждала. Ни на минуту не сомневалась, что ты придешь.

Она тянется губами к моим губам, пиявкой присасывается к ним, и незажившую ссадину пронзает острая боль. Почуяв кровь, Энджи заводится, стонет и хватает мое запястье, но обнаруживает на нем повязку и дергается.

— Это что? — ее щеки вспыхивают и покрываются пятнами.

— Мне правда нужно объяснять?..

Анжела оставляет бокал на полке у зеркала, нервно заправляет за уши светлые локоны и обрушивает на меня ураган отборного мата, рычания и прерывистых вздохов:

— Как ты можешь принимать такие решения, чертов идиот?! Ты же понимаешь, что без тебя меня не станет?

Она плачет. По-настоящему. В ее сонных глазах я вижу реальный испуг.

— Прости, Энджи, — я шагаю к ней и, поймав за затылок, прижимаю к себе.

— Не смей. Ты даже думать об этом не имеешь права!.. — Я всего лишь хочу тепла и участия, но Энджи не унимается и запускает холодные руки под рубашку. — Отморозок. Эгоистичная мразь. Шакал. Ублюдок...

Она расстегивает мой ремень, опускается на колени, и меня накрывает вязкая, непроглядная тьма.

***

...Привычка, зависимость, вина, разрядка...

И одуряющая пустота.

Падаю на обтянутую шелком подушку и перевожу дыхание. Кровь отливает от висков, тошнит от себя, от произошедшего, от Энджи... Она целует меня в шею, отворачивается и засыпает, а я остро осознаю, что снова близок к побегу с этого гребаного тонущего корабля.

«Ты — мой последний. Без тебя меня не будет...»

В прошлом году, когда я проболтался Энджи, что хочу на свободу, мне пришлось выбивать из ее рук кухонный нож.

Я смотрю на ее тонкие плечи в тусклом свете ночника и борюсь с желанием крепко обнять и заорать от ужаса. Мне жаль ее, я готов взять на себя вину за что угодно, но... также готов лезть на стены от безысходности. Без клуба, без тусовки, без возможности отвлечься со всех сторон подступает кромешный ад.

А я даже сдохнуть не могу без ее разрешения.

...— Эх, в какое же дерьмо ты превратился без твердой руки, аристократ... — из полумрака отчетливо раздается смешок, я приподнимаюсь на локтях и ловлю чудовищный вертолет.

Вглядываюсь в глубину комнаты и вдруг... вижу Кнопку. Она сидит у резного комода Энджи и накручивает на палец шнурок просторного серого худи.

Я знатно офигеваю:

— Ты жива?! Это был розыгрыш, да? Какого черта? — Сажусь на край кровати, и от радости жжет глаза.

— Это не розыгрыш. И я не жива! — отрезает Кнопка. — Прикройся, по*нозвезда. Мне немного неловко.

Стушевавшись, заворачиваюсь в одеяло и глупо улыбаюсь. Неясная тревога никак не оформится в мысль, и я несу чушь:

— Хорош заливать. Призраков не бывает. Признавайся, как ты пролезла сюда?

Кнопка задумчиво барабанит ногтями по белому пластику и пожимает плечами:

— А я и не призрак. Может быть, твоя совесть, хотя, ты не помнишь, что это такое... Или — твое подсознание. Сам выбирай.

Я прислушиваюсь к себе.

Абсурдность нашего разговора, духота и тяжесть в груди слишком странные — точно такие же, как при встрече с отцом, когда тот восстает из мертвых, является во сне и раздает свои зашифрованные напутствия. Но Кнопка реальна, почти осязаема, ее присутствие в комнате явственно ощущается.

Меня берет оторопь: она видит, что я только что переспал с Энджи, но нисколько не удивлена...

— Говорят, ты ищешь моего прощения, иначе не вывозишь, да?.. — в привычной манере издевается Кнопка и возводит очи к светлеющему потолку, — Что ж. Могу подкинуть одну идейку...

Я хватаюсь за ее фразу, как за последнюю спасительную соломинку. На лбу проступает липкий холодный пот, руки дрожат.

— Сделаю все, что скажешь, Дин. Только прости меня...

— А если я скажу, что придется проехать четыре остановки с голым задом?

— Окей. Прямо сейчас? — я выискиваю на полу штаны, и Кнопка констатирует:

— Автобусы еще не ходят. Поздравляю, аристократ, ты дебил!

Утонув в черной яме скорби, я едва не забыл о специфическом чувстве юмора Кнопки. Смеюсь над собой, и горячие слезы катятся по щекам.

— Нет уж, так легко ты не отделаешься. Будем насаждать любовь к жизни насилием, — вздыхает она и вдруг повышает голос: — Для начала ты поможешь одной девочке с большими проблемами.

— Кто это? Как я должен ей помочь? — я тоже кричу; силуэт Кнопки подергивается голубой дымкой, становится прозрачным и исчезает, и до слуха долетают последние слова:

— Эрика. Ты присмотришь за ней. Будешь рядом. Исполнишь все, что она попросит. Станешь для нее тем, кем я была для тебя!..

Выныриваю в реальность, задыхаюсь от слез и судорожно стираю их ладонями. Вылезаю из-под одеяла и, прихватив одежду и рюкзак, тихонько ухожу.

Мне до чертиков стыдно, что Кнопка застала меня здесь, надо было оставаться у Князя.

Вызываю к парковке такси и полной грудью вдыхаю холодный предрассветный воздух. В глазах темнеет, по телу прокатывается ледяной озноб и растекается болезненный жар.

***

Глава 14. Эрика

Будильник срабатывает внезапно и неотвратимо, как сама судьба.

Послушно поднимаюсь с дивана и, чертыхаясь, плетусь в душ. Прихватив в комнату пиалу с чаем и бутерброд, обматываю полотенцем мокрые волосы, устраиваюсь у окна, наношу на бледное лицо тон и крашу ресницы.

В памяти то и дело вспыхивают желтые огоньки гирлянд, тесная кухня и растерянная улыбка Влада. Его горячие пальцы, на миг обхватившие плечо, магнетическое тепло и аромат волшебного парфюма.

Дыхание сбивается, и я бросаю отражению в зеркальце суровый взгляд.

Влад волнует меня, и это плохо. Это значит, что я подпадаю под его морок. Не для того я сбегала от упыря Кости, чтобы вляпаться в зависимость от какого-то пустого, подлого и циничного ушлепка, и я даю клятву:

— Этого никогда не случится. Ради памяти Кнопки я даже близко к нему не подойду.

Орхидея на подоконнике одобрительно кивает фиолетовым цветком.

***

Со звонком обгоняю нескольких знакомых ребят — те молча бредут по темному коридору, былой непринужденности в их общении нет и в помине. Вчера этот парень — вроде бы Миша — увлеченно целовался с брюнеткой Таней, а вот эти двое — Алина и Ник — прямо перед моим носом захлопнули дверь ванной и задвинули изнутри шпингалет.